(рецензия на фильм «Жизнь без любви» Э.Рязанова — фрагмент из письма к подруге — драматической актрисе)

Так вот, Катенька. Посмотрела я только что фильм «Андерсен. Жизнь без любви». И – с огромным сожалением! – поймала себя на грустнейшей мысли: обсудить его, поговорить о нем – увы, не с кем! «Вот еслиб Катя здесь была!..» – замечталась я. Но Астрахань далеко. И приедешь не скоро. И обсудить мы тогда, конечно, всё сможем, но, сама понимаешь, уже перегорит, забудется многое из живых впечатлений.

Вобщем,то, что я напишу тебе сейчас – скорей читай как обращение к эксперту, мнение которого для меня чрезвычайно ценно и важно. И еще – просто чертовски не хватает общения. С тобой в особенности. Не думай, ничего особенного не жди – просто читай, а я  сейчас возьму и зафиксирую свой поток сознания.

Итак, фильм Рязанова. Ожидания были. Особенно – в свете его действительно великолепных фильмов прошлых лет, начиная с «Карнавальной ночи» и заканчивая…. последнее, что я смотрела из него – «Небеса обетованные». Это было уже давно. Вобщем, соскучилась я и по Рязанову, и по его юмору, и, кстати сказать – по Андерсену тоже. Ничего о нем прежде – ни театрального, ни литературного я не смотрела. Плюс реклама, навязчивая, интриговала. И что же?

Сразу должна сказать – ожидания не оправдались. Андерсен – согласись, это должна быть сказка. Просто обязана сказкой быть – загадочной, волшебной, уносящей в детские сны. Да, сказки великого датчанина в фильме есть, но…

Вот с этого «но» всё и началось. Я, наверно, тебе говорила, что по-настоящему люблю те фильмы (и не только фильмы), когда при первом просмотре захватывает так, что забываешь обо всем – и время летит незаметно. Впрочем, здесь я неоригинальна – каждый человек именно так и любит воспринимать сюжеты. Просто и непосредственно. Наслаждаясь и сопереживая. Забываясь и теряя связь с реальностью. А как только включается «соображалка» — то есть то самое «противное» критическое сознание, тот неутомимый аналитический аппарат – всё, пиши пропало. Приговор  обжалованию не подлежит. Думаю, у тебя тоже было немало похожих моментов. И случаются они не оттого, что мы с тобой теоретики по первому монастырю. А скорей оттого, что наши требования к объекту растут и изменяются – вместе с нами, вместе с тем, как мы изменяемся и растем.  (Здесь уместен был бы краткий отступ в область современного массового искусства – упс-боевиков, лох-комедий и чупа-чупс-ужастиков – но не хотелось бы сейчас в этом увязать – тем более, что в них есть свое эстетство). Вобщем, мы требовательней, и ты, разумеется, требовательней меня, т.к. ты профи, и тебе нужны, мне думается, киноблюда погорячее и посолонее.

Так вот, мой аналитический аппарат, к сожалению, включился с первых кадров. «К сожалению» — потому что на этом закончилось наслаждение процессом. Анализ начался с ультра-претенциозного эпилога в сумасшедшем доме. Претенциозного – в смысле претензии на «глубокую» символику пресловутой взаимосвязи гениальности и помешательства, которая стала давно общим местом. Благословение Мальчика-Андерсена «настоящим» Господом Богом –  из той же корзины. А когда хор убогих и нищих после обеда в доме терпимости начал, стуча по столу ложками, напевать хором – сразу же пришли на память почему-то студенческие тренажеры – упражнения на синхронность для начинающих, в том числе и самодеятельных актеров. И тут стало грустно. Грустно не от происходящего на экране, а от вопроса – «где ты, мой Рязанов»? (но  может, я ошибаюсь? Рязанов всё еще Рязанов?) И даже музыка Рыбникова не спасла – будто «Юнона и Авось» была написана вчера, и он еще не вышел из-под его (своего же) влияния.

Впрочем, одна находка у Рыбникова все же была – это песенка-стилизация «Йохансен», которую пел юноша-Андерсен перед сбродом, нищей толпой. Темка действительно оказалась недурна – возможно, именно в силу своей близости датским народным напевам  — и впоследствии стала лейтмотивом Андерсена в фильме.

Фильм строится по принципу поливременного повествования – со времен булгаковского «Мастера» прочно укоренившегося, особенно в кино. Мы видим сразу несколько Андерсенов: Андерсена-мальчика, сына сапожника и прачки, Андерсена-бедного юношу, рвущегося на театральные подмостки, Андерсена-увенчанного королевскими лаврами, Андерсена-героя своих же сказочных историй… Замысел, в принципе, неплох, однако, на мой взгляд, это значительно снижает динамику фильма – смотрение превращается в поход по галерее образов великого сказочника, просто картинная галерея, хотя, конечно, логика в изложении, некоторые пружинки и последовательность, безусловно, на месте. Что же мы, испорченные аналитики, хотим видеть, когда понимаем, что придется смотреть пролихронные картинки? Активизируем воображение? Уплотняем концентрацию внимания? Да, но только не в случае с этим фильмом. Напряжение «пружинок» сюжета практически отсутствует. Тогда мы хотим хотя бы усладить себя созерцанием игры актеров – и тут я вступаю в опасную для себя область, осмеливаясь говорить об этом с актрисой (и пятой задней мыслью подозревая, что ты это можешь дать почитать еще одному профи, актеру, который всегда с тобой). Пусть я в чем-то ошибусь, но мне легче будет это пережить, чем ничего не сказать.

Вобщем, главный герой, Основной Андерсен – в принципе, пойдет. Довольно часто успешно держит внимание, есть особый шарм в ассимметрии линии рта – однако… вот если б в него вдохнуть хотя бы сотую долю чувственного обаяния Депардье. Он, именно он, Депардье,  почему-то так и рвется, когда я пытаюсь представить этот образ в идеальном виде – т.е. «наш» Андерсен (внешне) плюс, прошу простить меня, Дух Депардье (начинка). Тогда я бы «поверила» ему, когда он увлекся шведской певицей, и когда намекал на связь своего гения с одной из дам светского общества (в начале фильма). Эмоциональность актера – на все 100 – но… мне не хватило Духа Депардье.

Дежа вю продолжали преследовать меня. Еще раз – это в случае с Андерсеном-юношей – актер словно слепил образ с голливудского актера (сейчас не помню его имя, но ты его должна знать), который сыграл роль религиозного фанатика в «Коде да Винчи» и тень, образ-галлюцинацию в «Играх разума» с Расселом Кроу. Неважно, что два приведенные мной фильма с ненавистных современному российскому эстету берегов Голливуда неравноценны: первый – игрушка-фетиш из пены пиара, второй – весьма чтимый мной – за мастерство Кроу и за идею основанной на реальных фактах истории. Главное, что в этих двух фильмах упоминаемый мной актер – альбинос (вспомни, у него красные глаза!) играет всегда безумных фанатиков, образы из мира запредельных, сверхрациональных, слепых и одержимых сил. Что характерно, «наш» юный Андерсен даже комплекцией походит на него. Не говоря уж о лице. Хоть он, «наш», конечно, совсем другой, играет роль ищущего себя юноши, преодолевающего любые препятствия и удары судьбы, но… (опять это «но»). НЕ верю. Он опять как бы «БЕЗдушен, БЕЗтелесен». Может, это был замысел Рязанова?… Тогда это круто. Тогда это действительно, как гласит название фильма,  «Жизнь без любви». Однако и без самой жизни, увы, тоже.

И, наконец, не могу не сказать про еще одно дежа-вю – это образ жены ректора, домогающейся юного квартиранта — королевского стипендиата Андерсена. Вспомнилась, увы, безвременно ушедшая Гундарева. Мне кажется, это был бы ее образ. Гундарева уникальна.

Как видишь, аппетиты мои растут, и я начинаю хотеть невозможного. Но разве невозможно это желание  – увидеть сказку, увидеть Данию?… Временами Дания у Рязанова получилась – в уличных сценках, в костюмах, в интерьерах… Но Духа Дании – особенно тех лет – как не бывало. Мешали, очень мешали интонации актеров – самых различных, в основном, в массовых сценах, или в эпизодах (например, с матерью, или  с сестрой Андерсена). Слишком уже они «нашенские» получились. Все-таки я глубоко убеждена, что обманутая и брошенная военным датская прачка и тетя Нюра из россейской коммуналки, страдающая из-за мужа-алкоголика  — это, мягко говоря, не совсем одно и то же. И сестра Андерсена получилась тоже какой-то девочкой-с-Тверской. Вобщем, в фильме о Дании мне не хочется никаких «всеобщих ценностей» и «всеобщих проблем» (не путать с неприятием таких проблем вообще. Здесь важно не «что», а «как»). Хочется Дании, ее специфики, ее правды.  А вспоминаются испорченные русским дубляжом хорошие западные фильмы, когда и смех и слезы звучат так старательно, но так по-бытовому, что «халтурка» становится слишком очевидной – особенно когда знаешь звучание оригинала.

И вот, к слову, о переигрывании. Возьмем эпизод с Тенью Андерсена.  Тема «человек и тень» — классика мировой литературы и кино со времен романтизма, если не раньше. Поэтому тут особенно важно не «что», а «как». Видно, конечно, что молодой актер очень, ну очень старался, ну прям-таки из себя выпрыгивал, как старался – но лучше б он этого не делал. Это было слишком. Перестарался. Замечателен был режиссерский замысел танца с тенью – но… или мне показалось?… здесь же была претензия на шоу! («Оркестр!… Музыку!!!») При этом кроме танца героя с Тенью на паркете Эрмитажа мы ничего не увидели! А слабО было всех участников во дворце втянуть,  а ля константин-райкинские танц-парады? А слабО было устроить хоть мизерный спецэффект – я понимаю, бюджет, но здесь же шоу! И нельзя забывать, что то, чему зритель восхищается в «Небесных ласточках» и в других музыкальных фильмах 30-50 летней давности, или в той же «Карнавальной ночи» —  в наши дни требует хотя бы немного видеоизобретательности. Простой канкан уже не пройдет. И – в этой же сцене «танца с Тенью» — слишком, слишком концептуальный взгляд героини, словно исполняющей библейские заветы актера – «здесь моя реакция требует лица на грани рыданий». Словом, все слишком предсказуемо, а значит – НЕволшебно. Псевдо-пафосно. (а если бы этот эпизод снимал Тарантино?… вот веселуха была бы!!! J)

Спецэффекты… Конечно, можно сколь угодно много говорить о бюджете, но тот минимализм «сказочных» ресурсов, который задействовал сказочник Рязанов наводит мысль не на изъяны бюджета, а  — опять же! – на претензию автора ЗАМЕСТИТЬ волшебство поделочное, монтажное, на магию психологических таинств. Однако не дождалась я ни магии, ни обычных видеоэффектов.

© Сергеева Ирина. 04.05. 2007