Среди множества форм реализации художественных замыслов в современном искусстве одно из ведущих мест принадлежит проектной деятельности. Существующие способы и формы применения  проектных технологий  демонстрируют нарастающий интерес не только у представителей «практической стороны вопроса» (авторов и экспертов социо-культурных инициатив), но и порождают множество научных дискуссий. Значимой вехой в данном направлении стала Летняя школа по проектированию, состоявшаяся в Крыму в 2001 году[i]. Ее участники  –  представители «школы культурной политики второго состава» О.И.Генисаретский, В.Н.Княгинин, П.Г.Щедровицкий, В.Л.Глазычев, С.Э.Зуев – обсуждали вопросы  эволюции проектирования и истории проектной работы, философию и метаметодолгию проектирования; речь шла о материале, пространстве и функционально-позиционном устройстве проектирования. Следующее десятилетие представляет собой последовательный разворот идей и технологий, полученных  в результате данного форума,  их внедрение в научную, образовательную и бизнес-практику. Особый акцент здесь следует сделать на том, что проектная деятельность, давно перешагнув дисциплинарные границы, успешно «обживает» новое пространство в сфере культуры. Результаты исследований показывают, что социо-культурное проектирование (и, как частный случай, арт-проектирование) актуально, востребовано и действенно в современных российских условиях.

Являясь важной составляющей культурной политики, проектирование в сфере культуры неизбежно соприкасается со сложившимися и нарождающимися, глобальными и региональными характеристиками культурнополитической деятельности. Существующие способы и формы применения проектных технологий отражают, прежде всего, вполне определенные интересы различных участников (субъектов) культурной политики. Конкретный «угол использования»  возможностей социо-культурного проекта и его информационного потенциала свидетельствует о характере культурно-политических интересов, реализуемых в каждом конкретном случае.

При этом каждый арт-проект может рассматриваться и как результат сплетения субъективных и случайных обстоятельств. Сознательно или бессознательно — последнее даже чаще — каждый участник проектного процесса неизбежно раскрывается как имеющий совершенно определенные цели и ценности. И в этом состоит, наверное, одна из таинственных особенностей культурной политики.

Для иллюстрации этого тезиса обратимся к перипетиям современной культурной политики. С.Зуев приводит три типа культурной политики, которые были использованы в европейской практике за последние пятьдесят лет[ii]. При этом автор отмечает, что  многие из представленных ниже положений типичны и для российской ситуации, хотя данные, на основании которых делаются выводы, относятся к истории культурной политики европейских стран[iii]. Так, в современной западной практике различают:

1. Харизматическую политику, смысл которой состоит в поддержке, прежде всего, организаций и отдельных персоналий, имеющих общенациональное значение и известных за пределами того государства, которое такую политику проводит.
2. Политику доступности, основные усилия которой концентрируются на обеспечении «равного» доступа различных категорий населения к образцам и артефактам, признанных (в силу разных причин) классическими вершинами культурной и художественной деятельности.
3. Политику культурного самовыражения, в рамках которой признается ценной любая попытка культурной самоидентификации (местного или же профессионального сообщества, диаспоры, социальной группы или любого другого «меньшинства»). В этом случае классическая культурная иерархия исчезает, а главенствующее место эстетических категорий оказывается занятым ценностями культурной коммуникации и самовыражения.

Особую пикантность социально-культурной российской ситуации С.Зуев видит в том, что на политическом поле одновременно реализуются все три (а, возможно, и больше) типа культурной политики, без видимого перевеса одного из них. При этом третий тип, несколько менее «озвученный» в регионах, в крупных городах и мегаполисах  существует почти на равных правах с первыми двумя.

Возникает вопрос: действенны ли выводы, предложенные С.Зуевым, в настоящее время в российском регионе? Какие виды культурной политики существуют  в свете деятельности организаций в сфере культуры? Безусловно, поставленные вопросы требуют длительного и детального рассмотрения, анализа работы «культурно-политических» структур в различное время и в разных условиях. В рамках данной статьи вопрос о тенденциях культурной политики будет освещен на примере культурных инициатив студенческого сообщества. Речь пойдет о более чем двадцати арт-проектах, которые были представлены на вузовском конкурсе в декабре 2009 года студентами выпускного (пятого) курса Саратовской государственной консерватории им.Л.В.Собинова[iv]. В нашей статье мы будем исходить из того, что субъект и объект культурной политики взаимоотражаемы, что проектная инициатива – явно или скрыто — заключает в себе ожидаемые действия со стороны культурных институций, являясь своего рода микромоделью «культурнополитических» процессов. И, несмотря на то, что конкурс проходил в рамках учебной дисциплины, тем не менее, большинство участников легко усвоили «правила игры» и успешно вошли в нее, оставив за скобками переживания за полученную оценку по предмету.

По итогам данного конкурса стало очевидно, что ни один из представленных проектов не мог бы претендовать на то, чтобы заинтересовать последователей харизматической культурной политики. И это связано не только и не столько с тем, что участники пока еще – молодые и не достаточно известные личности или коллективы, чтобы иметь общенациональное значение и быть известными за пределами страны. Суть, на наш взгляд, состоит в том, что ни один из представляемых на суд жюри проектов не пытался «соответствовать» глобальной национальной идее, не стремился к тому, чтобы быть идентифицированным в пространстве государственной политики харизм. Ни один из проектов не содержал какого-либо «звучного» имени или организации, не брал в качестве основы уже существующие, завоевавшие мировое признание бренды. Факт  примечательный, поскольку при постановке задач студентам не было дано каких-либо тематических ограничений: диапазон тем отвечал диапазону их личных устремлений.

Некоторые студенческие арт-проекты были сопряжены с локальным, местным колоритом, например, ансамбль «Дыгъэ нур (сияние солнца)», целью которого была популяризация национальных культурных традиций, «Балы Поволжья», нацеленные на широкую аудиторию Приволжского федерального округа, «Русско-американский фестиваль «Окно в Техас», подразумевающий сотрудничество и культурный обмен музыкантов из Саратова и из города-побратима в США, Всероссийский фестиваль квартетного искусства и «Историко-культурный медиа-проект «Наш Саратов». Российский колорит был представлен также в проектах «Ресторан «Калинка», «Саратовское трио баянистов», журнал «Народничек», а также в довольно оригинальном проекте «Крестьянская деревня как объект туризма». Однако эти и другие проекты были абсолютно авторскими, в них не было в качестве опоры «запрограммировано» ни одно известное лицо или коллектив в сфере культуры, ни одно «солидное» учреждение. Исходя из данного факта можно предположить, что харизматический тип культурной политики, господствоваший в нашей стране на протяжении десятилетий и даже – в широком плане — веков, не соответствует представлениям и ожиданиям творческой молодежи нового XXI века и, в принципе, — сознательно или нет —  харизматический образ оказывается вытеснен из объекта их деятельности.

Иначе дело обстоит с «равным» доступом различных категорий населения к образцам и артефактам, признанных классическими вершинами культурной и художественной деятельности. Арт-проекты социального характера демонстрируют глубинную нацеленность на «политику доступности». Как правило (это выявилось в процессе работы), в основе таких проектов – проблемы, с которыми каждый из авторов знаком не понаслышке и имеет личный опыт столкновения с  социальной несправедливостью. Несмотря на небольшое их количество, эти арт-проекты обратили на себя самое пристальное внимание аудитории и породили горячие споры. Среди представленных на конкурс работ – «Русалочка» — театральный проект для детей, страдающих гематологическими заболеваниями, проект «Музыка», гарантирующий равный доступ всех групп населения к академическому искусству и пропагандирующий это искусство, программа для жертв террористических актов «Дети террора», а также одна из составляющих проекта ансамбля «Квинта». Учитывая резонанс и высокий интерес к данному направлению, можно предположить, что данный тип проектов отражает находящийся на начальном этапе, но интенсивно развивающийся тип культурной политики «доступности», нацеленный на преодоление стереотипа эзотеричности академической, в том числе и музыкальной культуры.

И, наконец, третья группа арт-проектов отвечала политике самовыражения. Большинство проектов свидетельствовало об исчезновении классической культурной иерархии, на главенствующее место вышли ценности культурной коммуникации и самовыражения. Среди таких проектов — театр камерной музыки и театр новой музыки «Perfect sound», вокальный ансамбль «Аванг-Арт» и ансамбль духовых инструментов «Квинта», радио новой музыки «Антиформат» и фестиваль музыки молодых композиторов «Звучащие образы». В этом же ряду – амбициозные проекты по организации сложных развлекательных комплексов –  культурно-развлекательный центр «Ипанема» и арт-ресторан «Дипломатическая неприкосновенность». Характерным в этой связи было «открытие» двух студий – звукозаписывающей «Music pazzle» и студии видеозаписи. Немало споров вызвал уникальный детский сад эстетического направления – проект, который мог бы войти в группу социальных, если бы не содержал высокий ценовой барьер для потенциальных потребителей услуг. С точки зрения  творческого коллектива как представителя определенного профессионального сообщества, социальной группы или любого другого «меньшинства», ценной является любая попытка культурной самоидентификации. В связи с этим мы можем предположить, что  данный тип культурных инициатив отражает тенденцию культурных институций к выявлению и поддержке «творческих меньшинств», что, возможно, станет ведущим трендом грядущего десятилетия.

Таким образом, основываясь на отдельно взятых феноменах – студенческих арт-проектах —  мы проанализировали векторы культурной политики в российском регионе и предположили дальнейшее распределение сил в пространстве культурных политик. На основе полученных результатов стало ясно, что наибольшая готовность авторов культурных инициатив существует в отношении политики самовыражения; стремительно набирает обороты политика доступности, в то время как харизматический тип культурной политики отступает в прошлое. Разумеется, число проанализированных арт-проектов (25) и их авторов (немногим менее 100) недостаточно для того, чтобы экстраполировать полученные результаты на уровень российских регионов в целом. Поэтому полученные нами выводы носят характер гипотез. Формат проведенного исследования также представляется недостаточным: наглядней было бы получить информацию от «агентов» культурной политики, а не от ее субъектов. Однако, данный тип информации оказывается, как правило, закрытым и стимулирует новые виды исследований, одним из которых и явился анализ студенческих арт-проектов. Изучение типов культурной политики регионов – вопрос, требующий комплексного и системного подхода. Наше исследование было обращено к тем, от кого, возможно, будет зависеть культурная политика завтрашнего дня.